Ностальгия по василькам
…Курчавый юноша с горящим взором и палитрой в руках. Таким он был в дни своей безмятежной молодости. Таким Шагала, сына приказчика и домохозяйки, изобразил его учитель, витебский живописец Ю. Пэн. Именно он помог в начале прошлого века талантливому еврейскому пареньку сделать первые шаги на поприще изобразительного искусства.
Но поздно или рано ученик перерастает своего наставника. Тем более, если он почувствовал в себе желание отойти от привычного, старого, найти свой путь. Молодого человека ждал Петербург, где он два сезона отзанимался в рисовальной школе Общества поддержки художников, которой руководил Н. Рерих и куда новичок был зачислен без экзаменов сразу на третий курс. А местная богема, состоящая, в основном, из прогрессивно настроенной интеллигенции, приняла его в свой круг.
Последующие два года Марк Шагал совершенствовал своё мастерство в частной художественной школе Е. Званцевой. Его картины на фольклорно-библейские темы представляли собой иррациональные произведения, отличающиеся тонкой красотой и живописным рисунком.
1911 год. Париж. Тот самый Париж, куда стремились истинные ценители прекрасного и где сам воздух был словно пронизан духом искусства и возвышенными чувствами. Здесь Шагал, получивший стипендию, необходимую для продолжения учёбы, сблизился с представителями французского авангарда, поэтами и живописцами. Мастера кисти создавали тут настоящие шедевры, поэты слагали неподражаемые стихи, композиторы писали чарующую музыку и т. д. В такой атмосфере было просто невозможно не творить. Вот и талант нашего земляка не мог не проявиться в полную силу.
Но если до этого работы молодого художника были схожи с произведениями Ван Гога, тяготеющего к экспрессионизму, то теперь Шагал всё больше попадал под влияние кубизма и футуризма. Именно в этой манере им были написаны такие картины, как «Я и деревня», «Продавец скота», «Пьяный солдат» и другие.
Неожиданно наплывшие воспоминания прервал задорный девичий смех. Старик медленно приподнял отяжелевшие веки. За соседним столиком о чём-то оживлённо разговаривали парень и девушка. Лицо тёмноволосой брюнетки с густой чёлкой, закрывающей лоб, и большими выпуклыми чёрными глазами показалось знакомым, уже виденным ранее. Такие глаза были у его Беллы, музы и единственной любви, которую он пронёс через всю свою жизнь.
Белла Розенфельд… Они познакомились осенью 1909 года во время его очередного приезда к родным в Витебск. Тогда она училась в самом лучшем заведении для девиц – школе Герье в Москве. Марк полюбил её с первого взгляда, тонкую, изящную. Ему нравилось в ней всё: и манера многозначительно молчать, и это удивительное спокойствие, исходившее от её мягкого, словно обволакивающего взора. Сразу же, буквально за несколько минут общения, возникло такое чувство, что они знают друг друга уже много-много лет.
Тот период их совместно обретённого счастья, духовного единения и взлёта нашёл своё отражение в таких работах мастера, как «День рождения», «Над городом», «Прогулка» и других, где за необычной манерой письма и построения сюжета скрываются собственное видение мира, личные ощущения и переживания. Это для того, чтобы повидать свою возлюбленную, юноша приехал из Парижа в родные места летом 14-го года. Но вернуться назад, в Европу, уже не смог: началась Первая мировая…
Через год Марк и Белла справили свадьбу. Вскоре у них родилась дочь Ида, ставшая впоследствии главным биографом и хранителем художественного наследия отца. Осенью 1915 года наш земляк уезжает в Петербург и поступает на службу в Военно-промышленный комитет. Через год он становиться членом Еврейского общества поддержки художников.
Когда грянула революция, Шагал возвратился в Витебск. Его назначили уполномоченным комиссаром по делам искусств Витебской губернии.
Родной город на Двине. 28 января 1919 года здесь лично им, уполномоченным Коллегии по делам искусств в вышеназванной губернии Марком Шагалом, было открыто Витебское художественное училище, из стен которого впоследствии вышло немало талантливых художников-графиков и живописцев. Сам мастер кисти также продолжал писать картины, в которых бунтарский дух сочетается с тайной бытия.
Но революционные преобразования не смогли полностью захватить художника-новатора. Для него по-прежнему ближе и понятнее оставался мир искусства. В 1920-м Шагал перебирается в Москву, устраивается в Еврейский камерный театр, в оформлении которого принимает непосредственное участие. Занимается он здесь также оформлением сцены, изготовлением эскизов костюмов. Затем Марк Захарович преподаёт в еврейской трудовой школе-колонии «ІІІ Интернационал» для беспризорников в Малаховке.
А через пару лет Шагал вместе с семьёй уезжает в Западную Европу. Он ехал туда, считая, что у него будет больше свободы для творчества, возможностей стать знаменитым. И слава действительно пришла к уроженцу Придвинского края: вначале как к живописцу, а с начала 60-х – и как к самобытному талантливому художнику-оформителю. Сам президент Франции Шарль де Голь доверил ему расписать плафон Парижской Гранд Опера. А до этого им было с успехом выполнено поручение правительства Израиля: создать мозаику и шпалеры для здания парламента в Иерусалиме, после чего у мастера-монументалиста не стало отбоя от заказов. Пробовал он себя также в скульптуре и керамике. Писал стихи на идише. И тоже не безуспешно.
Но если в творческом плане судьба нашего земляка сложилась довольно удачно, то в личной жизни не всё обстояло благополучно. Художник всегда боготворил свою супругу. И даже после того, как Беллы не стало (она умерла от сепсиса в 1944 году в Нью-Йорке, куда Марк Захарович, уже имевший к тому времени французское гражданство, был вынужден переехать вместе со своими близкими из оккупированного нацистами Парижа), он говорил о ней, как о живой. В память о любимой женщине Шагал написал две картины: «Свадебные огни» и «Ты рядом». Она по-прежнему продолжала оставаться его музой. Её черты угадываются практически во всех женских персонажах, изображённых на полотнах художника.
Брак со второй женой, Вирджинией Макнилл- Хаггард, дочерью бывшего британского консула в США, которая была моложе своего супруга на 28 лет, оказался недолговечным. Через три года после того, как их семья вернулась из Америки во Францию, она, забрав сына Давида, неожиданно убежала от мужа вместе с любовником. Не смог пожилой художник ощутить себя полностью счастливым и с третьей спутницей жизни, Валентиной Бродской, владелицей лондонского салона мод и дочерью известного фабриканта и сахарозаводчика. Этому мешала тоска по родине, рождавшая чувство ненужности и одиночества.
НаверноЕ, покидая те места, где родился и вырос, Шагал вряд ли думал о том, что это уже навсегда и что он больше никогда не увидит ни родительский дом, ни такой знакомый изгиб реки Витьбы, ни любимые им васильки в хлебном поле. Его манили новые, ещё неоткрытые горизонты.
И вот теперь, обретя широкую славу и став всемирно признанным мастером живописи, чьи работы стоят целого состояния, этот человек был готов отдать всё в обмен на возможность снова оказаться в родном Витебске, поклониться могилам предков и самому быть похороненным рядом с ними. Но его многолетним ожиданиям так и не суждено было сбыться. Места детства и юности остались лишь в памяти да на собственных картинах: «Синий дом», «Старик над городом», «Окно на даче», «Дом в Лиозно» и др. Но каждый раз, приходя в это кафе, он внимательно вглядывается в группы беззаботных туристов, пытаясь угадать среди них своих соотечественников. И, заслышав русскую речь, с надеждой в голосе обращается к ним с одним и тем же вопросом: «Скажите, вы случайно не из Витебска?» .
…Бросив последний взгляд на яркую цветочную композицию, созерцание которой всколыхнуло и подняло со дна его души целый пласт воспоминаний, вернув на время в прошлое, пожилой посетитель кафе неспеша встал со стула и, тяжёло опираясь на трость, побрёл к выходу. Он шёл медленной шаркающей походкой одинокого 97-летнего старика, который нёс на своих плечах груз прожитого. Но у самых дверей мужчина неожиданно остановился и оглянулся. На какое-то мгновение ему показалось, что из вазы на столике, за которым он сидел, вслед ему глядят не кичащиеся своей красотой южные цветы, а любимые им с детства скромные васильки цвета витебского неба. Того самого неба, в котором, презрев смерть, будут вечно парить над городом две влюблённые души – его и Беллы.
Людмила ПОХОЛКИНА.